[Заметки о языке]

Полная шва

Со школьных времен мы привыкли к тому, что различимые звуки языка (фонемы) делятся на гласные и согласные. И не только в русском языке — но и во многих других. В каких-то языках гласных много; в других — почти нет. Языки вообще без гласных, или без согласных, — это уже экзотика, лингвистический курьез. Даже наличие официально признанных полугласных (вроде [й] или [ў]) не портит в целом простую и понятную картину.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что к учебникам следует относиться с осторожностью и не принимать на веру всего, что нам преподают. Попробуйте спросить обычного учителя: по какому принципу мы делим фонемы на гласные и согласные? Чем они различаются? В ответ — только неопределенное мычание. Нет здесь никакого четкого критерия — кроме начальственного постановления, министерского декрета. Говорят, что гласные произносятся "с голосом" — их можно петь. Но каждому вокалисту на практике приходится учиться выпеванию большинства согласных — иначе правильной интонации не получится. Длительность произнесения согласных также варьируется в широких пределах: что петь, что шипеть — можно одинаково долго. Даже "взрывные" согласные (как [б] или [т]) запросто удлиняются в речевой практике, что приходится на письме передавать специальным образом:

Л-л-люб я т-тебе иль п-п-противен?
Ск-к-кажи б-б-без утайки, м-м-мудрец!

С учетом индивидуальных и местных особенностей произношения, граница между гласными и согласными начисто стирается, одно плавно перетекает в другое. Все фонемы размещаются в едином фонологическом пространстве. Если в каком-то представлении наблюдается тенденция к кластеризации (скоплению фонем в относительно замкнутых областях) — в других фонологических пространствах (или при подключении дополнительного пространственного измерения) такой группировки может и не быть. В каждом языке кластеризация происходит по-своему, и далеко не всегда деление на гласные и согласные окажется фонологически значимым.

Но допустим, что в каком-то приближении мы все же можем говорить о гласных как особом классе фонем. По крайней мере, применительно к русскому языку и его родственникам. Тогда можно пойти дальше и нарисовать какую-нибудь упрощенную схему, чтобы разложить все по полочкам согласно теоретическим критериям. Например, посмотрим на положение губ. Понятно, что есть три степени свободы: открыть — сжать, вытянуть вперед, растянуть в стороны. Три пространственных измерения, которые заметно отражаются на качестве звука. Конечно, с точки зрения физики, на движение губ наложен еще и ряд голономных связей: например, ограничения амплитуды или сохранение объема. Поэтому в произношении реализуется лишь часть теоретически возможных комбинаций, в зависимости от этнических особенностей носителей языка. И конечно же, звучание формируется не только в губах, и надо учитывать положение языка, работу гортани и т. д. Для нас это сейчас не имеет значения, достаточно одной проекции (хотя бы и трехмерной). Итак, имеем:

губы раскрыты[а] / [о]
губы в стороны[и] / [е]
губы вперед[у] / [о]

А если губы в нейтральном положении? Тогда возникающий звук окажется фонологически неопределенным, хотя и по-разному окрашенным в разных языках. Вот это и есть "шва". Ноль. Точка отсчета. Конец и начало любого движения. Истина и божество.

Название, как легко догадаться, заимствовано у евреев. Звук, который обозначается на письме, но не произносится. Пустое место. Однако такие "фантомы" существуют и в других языках — и есть основания предполагать, что вообще во всех. Но о этом позже. А пока лишь встроим термин в русскую грамматику и припишем ему женский род и неизменяемость — чисто условно, для удобства, чтобы не говорить каждый раз словосочетаниями типа "звук, обозначаемый словом шва". Безотносительно к общепринятости или непринятости.

Есть лингвисты, которые все еще тешат себя надеждой на существование "абсолютной" фонологии, единообразно описывающей все возможные звучания — и позволяющей воссоздать звуковой состав самого первого (богоданного?) языка, из которого, якобы, произошли все последующие. На этом пути возникают жаркие споры о качестве и количестве шва — и приводятся веские аргументы в пользу существования нескольких нейтралей, и философские основания для признания только одной. Всякий же, кто уже знает об относительности любых категоризаций, о многоразличии фонологических пространств, по-разному представляющих одно и то же, — человек не столь эрудированный, зато трезво мыслящий, — сразу же скажет, что спорить тут совершенно не о чем, ибо нейтральное в одном отношении перестает быть нейтральным в другом, и не бывает нуля самого по себе, безотносительно к какой-либо шкале. Измеряя одно — получим одно понятие пустоты; измеряя другое — найдем ее где-то еще. Например, физики, придя к понятию абсолютной шкалы температур, тут же начали говорить об отрицательных температурах, поскольку без этого как-то несподручно строить лазеры. Даже оставаясь в рамках одной шкалы, мы не можем совершенно исключить влияния тех факторов, от которых мы при этом абстрагировались — отсюда и разная окраска шва в разных языках.

Тех же, кого лингвистическая эрудиция тянет на возражения, спешу успокоить: я не случайно начал именно с гласных — а о различии "шва на" и "шва нах" речь еще впереди. Условность выделения гласных в особую фонологическую категорию сразу приводит к мысли о нейтральных "согласных" — и вообще, о кластерной нейтральности как выражении самого факта кластеризации. В каждой группе есть кто-то, кого называют "душой компании", кто наиболее полно представляет ее для всех остальных. Иногда, впрочем, статистическое среднее попадает в пустоту — вот вам социологический аналог шва.

В таком понимании, шва — это вовсе не ноль, а наоборот, нечто очень определенное и значимое, и даже более того — порождающее определенность остальных фонем. То целое, по отношению к которому только и можно говорить о различиях. Количественные отклонения от этого "среднего" приводят к качественным различиям точек кластера. Из неопределенности шва вырастает определенность остальных фонем. В философии на этот случай существует категория "мера" — единство количества и качества. Получается, что шва задает единую меру для всех членов сообщества, делает их сопоставимыми, сохраняя своеобразие каждого.

По-другому то же самое можно выразить в терминах иерархического подхода: шва есть фонема более высокого уровня. В иерархической структуре элементы высших уровней — это не просто комбинации нижележащих элементов, а их характерные свойства, устойчивые признаки, глобальные характеристики; как мог бы выразиться физик  — интегралы движения. В каждой иерархической структуре своя иерархия "нейтральных" элементов (подобно стволу генеалогического древа в эволюционной биологии). Поскольку же всякая иерархия может быть представлена разными иерархическими структурами, само понятие нейтральности оказывается относительным, и говорить о шва можно только в конкретном фонологическом контексте.

Для определенности вернемся опять к различию гласных и согласных. В лингвистике принято ассоциировать слоги с гласными — и возникает "естественная" типология слогов в зависимости от числа согласных (количественная сторона) и позиции гласной в слоге (качество): CV, CVC, CCVC, CVCC и так далее. При этом ссылаются на эмпирическую очевидность и повсеместность подобного слогостроительства. И совершенно безосновательно. Например, китайский слог строится по иному принципу: инициаль + финаль. Инициаль — нечто среднее между тем, что мы называем согласными и полугласными. Финаль — сложный комплекс, что-то вроде дифтонга или трифтонга, но с возможным включением «полугласных» и «согласных»; однако к противостоянию согласных и гласных это не имеет отношения, и ее можно на равных основаниям отнести и к тем, и к другим. Привнесенное из Европы деление фонем на гласные и согласные в китайском языке очень условно, и следовало бы рассматривать инициали и финали как два фонологических класса, заменяющих здесь гласные и согласные. Когда европейский лингвист говорит, что китайцы на воспринимают различия согласных по признаку звонкости — он не прав, поскольку для китайца нет согласных как таковых, и говорить об их признаках просто неуместно. Разумеется, китаец может выучить русский язык (а русский — говорить по-китайски); но до какого-то уровня фонематический слух все равно будет опираться на структуры родного языка, и строить чужие звучания из уже знакомых. Например, русскому тяжело дается восприятие французских носовых гласных как самостоятельных фонем — тенденция представлять их парами "гласная + [н] (или даже [м])" сохраняется чуть ли не навсегда (если не жить постоянно во франкоговорящей среде).

Даже для индоевропейских языков относительность различения согласных и гласных делает традиционную классификацию слогов весьма проблематичной. Например, для западных и южных славян типично слогообразующее восприятие "согласных" [р] и [л] — а для русского слоги (и слова) "без гласных" становятся серьезным препятствием. В индийских языках сплошь и рядом роль гласных играют сонанты — и здесь русскому тоже требуется воспитать в себе новые фонологические привычки. Не всякому ясно, как участвуют в слогообразовании полугласные, аффрикаты, дифтонги...

Возникает резонный вопрос: нельзя ли как-то обобщить теорию, найти универсальные принципы чередования и группировки звучаний? И тут без помощи шва не обойтись.

С чего все начиналось? Была простая мысль, что в некотором гипотетическом праязыке наблюдалось регулярное чередование фонем разных групп: после согласной обязательно идет гласная, и наоборот. В этом случае поток речи эффективно разбивается на слоги простейшего вида CV — и лишь потом компаративисты вынуждены были допустить в свой первобытный идеал более сложные конструкции. Так идеалистические предрассудки погубили на корню в общем-то здравую идею.

Если совсем просто — что такое поток речи (неважно, устной или письменной)? Это последовательность отчетливо различимых единиц. На любом уровне. В частности, чтобы получить фонемы, нам придется, произнося любой звук, поместить его в окружение других, качественно иных звучаний. Иначе наш звук просто потеряется и самостоятельной роли в языке играть не будет. Таким образом, в любом случае речь идет о регулярном чередовании чего-то на слух очень разного; в каких-то культурах это развивается в противоположность гласных и согласных — в других возникнут другие фонологические классы. Но сам принцип соединения противоположного универсален, это прямое продолжение объективной диалектики на сферу языка.

Но коли уж назвался диалектиком — изволь сделать следующий шаг и признать, что единство противоположностей достигается в чем-то третьем, на них по виду не похожем, хотя и сочетающем в себе противоположные признаки. Помните гениальную формулу Василия Кандинского: "граница двух красок есть линия"? Так вот, граница двух фонем есть шва.

Тут можно долго цитировать Гегеля по поводу общефилософского понимания границ. Русскому понятно и так: чтобы стыковать в речи качественно разные фонемы, надо "сшить" их в одно целое; для создания такого фонологического шва — и служит шва. И разделяет, и соединяет. Становится то тем, то другим — как портняжные стежки. И вместе с тем остается собой — никогда не превращаясь в другое целиком.

А когда изменится речевая ситуация — фонологическая иерархия обернется к нам другой стороной, и станет последовательностью звучание другого уровня, и потребует новых шва. В частности, граница между соседними фонемами может стать толще, весомее — и превратиться в особую фонему, в паузу. А значит придется сшивать уже границы паузы с предыдущей и последующей речью — и вот вам снова шва. Как головы дракона: отрубили один стык — возникло два новых. Это называется развертыванием иерархии. Есть и обратный процесс, свертывание, когда два стыка стягиваются в один; поскольку же шва также может играть роль фонемы, совершенно все равно, к чему применять стяжение — любую фонему можно свернуть, превратить в шва. Такие шва могут сохранять специфическую окраску свернутого звучания, они не совсем исчезают, как-то проявляют себя. Полная редукция для языка не характерна. Он всегда оставляет возможность развернуть свернутое — и свернуть по-другому.

В скобках снова помянем Кандинского: толстая линия — это уже краска, и у нее свои границы. В некоторых случаях линия может стать главнее цвета — так от живописи мы переходим к графике. И наоборот — помните детские книжки-раскраски? Обратим внимание: когда обычного человека просят что-нибудь нарисовать, он прежде всего даст контур — а не будет конструировать линию их разных красок. Иерархии всегда развертываются сверху вниз, от общих черт к низкоуровневым деталям. Найти примеры в фонологии — полезное домашнее упражнение.

Но что если граница действительно исчезла, растворилась, потерялась? Краски плавно перетекают друг в друга — и уже не скажешь, где кончается одна и начинается другая. На что это похоже? Правильно, дифтонг. Два звука (или больше) произносятся как один — но "толстый", с внутренним движением, которое невозможно получить простым соединением составляющих фонем, ибо тогда возникнет шва, и дифтонг не состоится.

В общем случае следует говорить не о дифтонгах или трифтонгах (предполагая слияние гласных) — а о произвольных комплексах, вбирающих фонемы любой природы (и любого уровня). Комплексы — обычное явление в мире согласных: например, в слове "струна" комплекс [стр] произносится как целое, не подразделяется на три отдельные фонемы. Частным случаем комплексов в каких-то случаях можно было бы считать и аффрикаты.

В зависимости от контекста и происхождения, комплекс может быть асимметричным — как будто один звук просто модифицирует другой. Очень часто роль модификаторов играют [м] и [н] — они придают соседней фонеме специфическую окраску, а сами редуцируются вплоть до полного исчезновения (вспомним опять французские носовые гласные). В русском языке (и в некоторых других) фонема [и] образует комплекс с гласными, как бы превращаясь в полугласную [й]: тайна, йод. Очень важный для русского языка способ образования комплексов порождает различие твердых и мягких согласных — которые так тяжело даются иностранцам.

С этого места подробнее. Поскольку шва может превращаться в фонему и наоборот, она совершенно естественно вписывается в какие угодно комплексы. Однако играя роль шва, она одинаково сливается и с предыдущей, и с последующей фонемой — при этом образуется трехэлементный комплекс, аналог трифтонга. В русском языке шва могут быть (как минимум) двух типов — твердые и мягкие, что можно условно обозначить буквами -ъ- и -ь-. Тогда комплекс [лъа] отвечает слогу -ла-, а комплекс [льа] — слогу -ля-. При этом невозможно сказать к чему шва прилепилась в первую очередь: то ли это [ль] + [а] — то ли [л] + [ьа]. Комплекс существует только целиком — как твердый или мягкий слог. Точно так же в китайском языке выделяют в особую фонологическую группу медиали, склеивающие инициали с финалями; это еще один пример интегративной функции шва. Особая ситуация — когда комплексы образуются с паузой (которая, как мы уже знаем, есть просто толстая шва, превратившаяся в самостоятельную фонему). Тогда комплексы [лъ_] и [ль_] (транскрибируя паузу как [ _ ]) выглядят, соответственно, как твердая или мягкая согласная в конце слова, а комплексы [_ъа] и [_ьа] воспринимаются как начало слова с гласной, открытой или закрытой (в русском языке — йотированной).

Внутри слова стечение гласных или согласных может читаться различно, в зависимости от шва. Так, для русского языка характерна вставка паузы-шва между двумя соседними гласными: сочетание -ае- обычно читается как -аъ_ье-. Аналогично, на стыке согласных предполагается редуцированное -ъ_ъ-: волна, банка. Чтобы отобразить иные варианты стыковки, шва может быть выписана в явном виде: вольна, банька. Для стыков согласной и гласной в русской письменности приняли другое правило — комплексы [ьа], [ьэ], [ьы], [ьо], [ьу] обозначены особыми буквами алфавита, а характер соединения с предшествующей согласной обозначается при необходимости явным прописыванием паузы-шва.

В зависимости от всего этого и возникает в русском языке идея слога — и правило переноса по слогам, которое можно сформулировать просто: при переносе нельзя разбивать комплексы. На любой (возможно, редуцированной) паузе — пожалуйста. А если уж срослись звуки в одну большую фонему, то их и писать надо вместе.

На уровне гласных и согласных, шва не будет не тем, ни другим — она только стык между ними. Но стоит шва раздобреть и стать фонемой — она может проявить себя или как согласная, или как гласная, в зависимости от речевого окружения. Двойственная природа шва тут проявляется в полной мере. Перед гласной она ведет себя как согласная, после согласной — как гласная. И в некоторых случаях даже начинает по-настоящему звучать. Когда хочется произнести фразу выразительно, человек подчеркивает характер швов — и произносит шва как редуцированные, но вполне различимые (иногда вставные) фонемы. Например, это может выглядеть как удлинение: "А он-ъ-то... тотъ-еще к-ка-азёл!" Очень часто интонирование шва используется в вокальной музыке, как основа хорошей артикуляции, как постановка голоса.

Премудрости шва можно обсуждать до бесконечности. Особая тема — взаимоотношения со спирантами, которые частенько играют роль "озвученных" стыков. Включая придыхания как стык с паузой. Еще одно тонкое различие — фонологическая редукция и образование "суперфонем". Как и шва, это связано с иерархическими структурами в речи — но речь идет о разных иерархиях.

Напоследок подчеркнем еще раз универсальный характер структурирования речевого потока разными вариантами шва. Это есть везде, в любом языке, в любой культуре. Включая искусственные языки (протоколы). Например, язык химических формул, или языки программирования. В прикладной математике даже придумали специальный конструкт для обозначения шва — аппликатор. Конечно, в реальной жизни все намного богаче. Мое дело намекнуть; а дальше — свобода творчества.


[Заметки о языке] [Унизм]